Показанная на «Мостре» «Записная книжка режиссера» (1957–1990) документирует и комментирует одновременно. Сокуров собирает разрозненные архивные кадры XX века, накладывая на них свои титры, тем самым показывая, что история всегда написана поверх другой истории. Это своеобразный ремейк другого документального фильма Сокурова «Ленинградская ретроспектива» — 11-часового проекта, который, впрочем, такой палимпсестностью не обладает.
1. Прогресс
В фильме проступает эхо «Русского ковчега» и «Франкофонии», любовь к культуре со стороны режиссера сквозит в титрах наряду с хроникой индустриализации, «milk, meat, butter» и лозунгами с призывами обогнать Америку в производстве. Кино фиксирует взрыв фабрики в Караганде, испытания оружия. Это документалистика, но не о прогрессе как таковом — скорее о том, что прогресс неотделим от катастрофы. «Бедствие человека исходит от человека», — заметка на полях в дневнике режиссера.
Линия времени справа от кадра (1917–1991) — тот же период, что и в «Ленинградской ретроспективе», повествование тоже начинается с символичного для режиссера 1957 года. На фоне техногенной катастрофы на ПО «Маяк» в Кыштыме (Челябинская область) и британских ядерных испытаний в Маралинге упоминается актриса София Лорен, выходящая замуж за продюсера Карло Понти, — и это соседство событий обнажает суть сокуровского метода: соприсутствие трагического и повседневного, катастрофы и шоу, которое должно продолжаться.
2. Культура
Но «Записки» не только хроника насилия. Культура здесь всегда проявляется как контрапункт. Писатель Борис Пастернак получает Нобелевскую премию, но одновременно подвергается преследованию. В Нью-Йорке проходит премьера «Вестсайдской истории» (1961), а в кадре — советские пионеры. Это экранное столкновение миров — Запада и Востока — символизирует не соперничество, а разрыв. Фильм работает как монтаж звуков и образов, где каждый голос наслаивается на другой, и в этой многоголосице слышен единый и важный для режиссера мотив: культура переживет даже диктатуру.
3. Диктатура
В конечном счете этот фильм еще и размышление о власти. Массовые расстрелы, смертная казнь по телевидению, крушения самолетов и военные катастрофы соседствуют с длинным планом на Ельцина — фигуру одновременно историческую и близкую Сокурову.
Здесь особенно важен мотив смерти. «Счастливы близкие наши, умершие раньше нас…» — финальная реплика звучит как выдох, как формула гуманизма Сокурова. Несмотря на то что кино обладает интересной структурой и наблюдениями касательно эпохи, эти нарциссические вздохи русской души говорят не на языке эпохи. Это исторический фильм, целиком принадлежащий истории, ставший ее достоянием еще до выхода в свет.
4. Место «Записной книжки режиссера» в творчестве Сокурова
«Записная книжка» — метод свободных ассоциаций о судьбе человечества без претензии на объективность. В плане критического взгляда на диктатуру и фигуры диктаторов (в фильме это Сталин, после смерти которого начинается повествование) картина резонирует с сокуровской тетралогией о власти: «Молох», «Телец», «Солнце», «Фауст». Для Сокурова культура — последний ковчег человечества, а смерть — условие его подлинного существования. Это размышления о XX веке как о веке катастроф и вместе с тем гуманизма, который тоже не панацея.
5. Что сам Сокуров говорит о фильме
— В фильме много говорится о цензуре. Как в ее условиях можно снимать кино, которое имеет значение, а не только развлекательные, эскапистские картины?
— У меня нет ответа на ваш вопрос… Сегодня цензура в России формально запрещена Конституцией, но реальность совсем иная. Этот фильм был снят исключительно на частные деньги, без государственной поддержки. В России его не показывают, и для меня это очень тяжело: я хочу иметь прямую связь со своими зрителями, соотечественниками. Но многие мои фильмы запрещены.
— В фильме упоминается большое количество режиссеров. Это мастера, которые вдохновляли вас?
— Да, для меня мастерство имеет решающее значение. Даже если у меня есть идеологические расхождения с кем-то, я всегда преклоняюсь перед настоящим мастерством. Таких примеров в кино немного.
— Также в фильме вы вспоминаете Евгения Юфита. Почему вы решили включить его?
— Он учился в моей гимназии, и я всегда считал его очень талантливым человеком. К сожалению, он уже умер, и мне хотелось сохранить память о нем. В конце 1980-х и начале 1990-х в Ленинграде было настоящее авангардное движение — некрореализм. Их было всего семь человек, и многие уже ушли. Но это был удивительный, подлинный художественный опыт.
