В 2025 году вышли сразу пять фильмов про Дракулу. Расставили их от худшего к лучшему

Поставленная венгерским режиссером Кароем Лайтаем картина «Смерть Дракулы» 1921 года считается утерянной и вошла в историю кино как первая экранная версия заглавного вампира. «Смерть Дракулы» (2025) — ремейк того фильма, снятый методом «изысканного трупа» восемью студентами Венгерского университета Трансильвании Sapientia.

Эти авторы, увы, увлечены созданием пастиша и упиваются дефектами разлагающейся пленки, искусственно нанесенными на современные съемки, вместо того чтобы попытаться воссоздать тот эффект, который картина могла произвести на современников. В результате фильм не работает как околонаучный киноведческий эксперимент (для попытки честного воссоздания утерянного артефакта в ней, кажется, многовато съемок с рук) и при этом предельно далек от переосмысления киноэстетики. Бесполезное, никому не нужное зрелище — что среди современных интерпретаций «Дракулы» вовсе не редкость.

Одновременно самый неинтеллектуальный и самый преданный внешним красивостям французский режиссер Люк Бессон снял бесстыдно китчевую версию «Дракулы» на киноязыке, устаревшем лет эдак пятнадцать назад. Про фильм трудно сказать что-то осмысленное: актеры (среди них — двукратный лауреат «Оскара» Кристоф Вальц и второй раз солирующий у Бессона американский второплановый актер Калеб Ландри Джонс) играют карикатурно, логика повествования не выдерживает никакой критики, а романтические сцены и экшн вызывают непреднамеренный смех из-за нелепых монтажных и изобразительных решений. При этом кино вообще не пытается быть страшным или атмосферным.

Самое любопытное здесь то, что Бессону, кажется, совсем не интересна история Дракулы как литературного героя, а интересен Дракула как бренд. Свою версию он снимает не с оглядкой на структуру и подтекст стокеровского первоисточника, а будто по каким-то смутным воспоминаниям о старой сказке — как если бы «Дракулу» поручили экранизировать детям, не смотревшим ничего, кроме мультиков. Бессон делает слугами вампира оживших гаргулий, как в диснеевском «Нотр-Даме», облик графа и романтическую подоплеку сюжета нагло заимствует из киноверсии Копполы, а вступление — кажется, из одноименного провального недоблокбастера 2014 года. Общая эстетика фильма сближает его сразу со всеми европейскими попытками противопоставить что-то студийному голливудскому кино, включая и некоторые пункты фильмографии самого Бессона, и, скажем, российские фэнтези-блокбастеры, неслучайно именно этот «Дракула» стал здесь суперхитом проката.
 

Пока остальные современные режиссеры зачем-то снимают по «Дракуле» приквелы (как фильм 2014 года и отчасти работа Бессона), вбоквелы («Последнее путешествие „Деметра“») и разнообразные ремиксы оригинала, где все априори предрешено и потому отсутствует интрига, Наташа Кермани взялась за экранизацию рассказа Джо Хилла (сына Стивена Кинга), прямого продолжения оригинального романа.

Спустя двадцать лет после известных событий доктор Абрахам Ван Хельсинг живет вместе с женой Миной и двумя сыновьями в калифорнийской глубинке. В какой-то момент Мину и старшего сына начинают мучить кошмары с участием зловещего лысого вампира, после чего Ван Хельсинг активно берется за их лечение и воспитание соответственно. Чем дальше, тем становится яснее, что бояться здесь нужно вовсе не плохих снов, а параноидального главы семьи, скрывающего чудовищный секрет.

«Наследники Ван Хельсинга» — низкобюджетное кино, не изобилующее скримерами и снятое не в готической, а в плотницко-готической эстетике, но при этом по-своему любопытное. Во-первых, сюжет в какой-то момент достигает накала реалистической драмы «Свободные люди», а во-вторых, присутствует работа с атмосферой и пара действительно жутких моментов. По меркам среднестатистического ужастика со стриминга Shudder, вещь очень даже — не верьте рейтингам критиков и обратите внимание на фильм, когда он выйдет в российский прокат (планируется с 20 ноября).

Большой студийный киноремейк Роберта Эггерса — полная противоположность пиратскому оригиналу Фридриха Мурнау. Не странное, парадоксальное, феноменальное зрелище, а тщательно сконструированная, нарядная, впечатляющая безо всяких оговорок и парадоксов работа. Да, Эггерс привносит много своего, но это не качественные, а количественные апгрейды классики: гигантская тень когтистой ладони Орлока теперь ползет не по стене, а по целому компьютерному городу, легендарный экспрессионистский кадр с призрачной повозкой, снятый с цветовой инверсией, доведен до платонического идеала — восхитительно страшной романтической пейзажной живописи. 

Консервативный до мозга костей режиссер Эггерс и близко не стремится удивлять самой историей — только ее оформлением. В интервью он заявляет, что мысль о съемке автомобиля или мобильного телефона для него сродни мысли о смерти, а всю современную культуру называет скучной и изматывающей. Теперь понятно, что феминистская интерпретация его дебюта «Ведьма» была притянута критиками за уши: в «Носферату» героиня Лили-Роуз Депп — квинтэссенция клише девушки в беде, жертвы сексуализированного насилия и, в конце концов, роковой соблазнительницы.

Чисто оформительский апгрейд классики впечатляет лишь в моменте, но в конечном итоге выветривается из головы — таков удел деятелей неповоротливого классицизма.

Обладатель «Золотого медведя» Берлинале, последняя звезда румынской «новой волны» Раду Жуде экранизирует «Дракулу» единственным уместным в 2025 году способом: в виде метафильма о том, как кино умирает на наших глазах. Прошедший октябрь оказался самым провальным месяцем в американском кинопрокате за 28 лет (это без учета инфляции, а с учетом — чуть ли не за всю историю); на среднебюджетные взрослые фильмы зрители совсем перестали ходить. В этом году «Носферату» и «Дракула» были среди тех немногих жанровых картин, которые могут похвастаться полноценным кассовым успехом хоть на каких-нибудь территориях.

Вероятно, и «первый за полвека румынский фильм про Дракулу» (предыдущий — «Господарь Влад» 1979 года) был одним из простейших питчей в карьере режиссера. Тем более шокирующим выглядит то, как он жестоко обращается со зрительским интересом. Не ждите слишком многого от конца кинематографа: в трехчасовом альманахе автор по-трикстерски подступается к теме вампиризма с неожиданных сторон — от порнографической варьете-постановки в туристическом ресторане до сразу нескольких неуважительных экранизаций классики румынской литературы. Среди последних — мелодрама по мотивам рассказа Николае Веля, снятая в лучших традициях провинциального советского кино (без спойлеров не объяснить, в чем тут связь с Цепешем), готический хоррор «Вампир» по роману 1938 года, стилизованный будто под съемку школьниками-хулиганами, и крайне вульгарная история про деревенский урожай членов (!) из глубин библиографии Иона Крянгэ — откровенный кинематографический шитпост.

Все эти сегменты — а ведь еще здесь есть видеоэссеистская пародия на носферату, где тот рекламирует средство для увеличения члена, и остросоциальный марксистский памфлет, где Дракула и робот-нацист угнетают геймеров, — сознательно сняты в традиции сиськопердильных комедий (в памяти всю дорогу всплывает Том Грин — не преувеличение). Жуде будто берется утверждать, что только нижайшее искусство все еще имеет шанс захватить внимание публики. При этом весь фильм он снимает на обычный айфон, а гротескные кульминационные кадры в каждой из историй генерирует при помощи нарочито всратых нейросетевых моделей.

Может показаться, что наблюдать это зрелище совершенно невыносимо, но как бы Жуде ни старался сделать из своего фильма хеппенинг (на фестивальном показе в Вильнюсе во время порнографических и нейросетевых эпизодов зал покинула значительная часть зрителей), у него не отнять таланта прирожденного затейника, анекдотиста, конферансье, способного создавать увлекательный рассказ буквально из ничего. Да, это хаотичное и аляповатое кино, снятое на трясущуюся и мутную камеру, но оно ни на что не похоже и стремится вызывать реакцию у зрителя — значит, несмотря на все обстоятельства, все еще живое. Приятно следить за режиссером, который не работает по инерции, а на глазах у зрителей занимается вольной борьбой с собственным материалом.