Всегда выступающий за правду, как Данила Багров, усатый красавец по фамилии Прохоров (Юра Борисов) за два десятка лет успевает поработать в царской жандармерии, военной контрразведке и чрезвычайном комитете, отвлекаясь время от времени на погони, рукопашные бои, пытки с применением рояльной струны и дебаты с совестью вслух.
Лысенький и вдобавок дерганый, как Славой Жижек, но оттого не менее красноречивый революционер-интеллектуал, скрывающийся под псевдонимом Ленин (Евгений Ткачук), больше десяти лет лениво планирует восстание в эмиграции, а потом за пять лет спонтанного политического руководства выгорает насмерть, как сверхновая звезда.
И еще несколько десятков невероятных личных историй, мелькающих на фоне самых авантюрных двух десятилетий в истории какой бы то ни было страны в XX веке.
Как ни относись к эстетическим решениям, историческим вольностям и моральным оценкам со стороны авторов, невозможно отрицать, что «Хроники русской революции» — сериал увлекательный. Данное ему на постере определение «грандиозный кинороман» может настраивать на некий сухой официоз, экранизацию «Википедии» или оживший школьный учебник, но Андрей Кончаловский использует слово «роман» по назначению, то есть для описания развлекательного чтива. Похождения Прохорова напоминают лучшую, еще не снятую экранизацию приключений Эраста Фандорина, а под толщей грима, париков и костюмов скрывается целая толпа очень художественно описанных героев, пускай и носящих имена реальных исторических деятелей.
Если и говорить о некой грандиозности замысла, то вовсе не о строгой конструкции величественного мавзолея или безжизненной групповой скульптуры. Скорее речь идет о грандиозной джазовой импровизации, чистом вайб-райтинге, во время которого режиссер (написавший сценарий в соавторстве с Еленой Киселевой) на ходу интуитивно придумывает, какие сцены и эпизоды наиболее интересны здесь и сейчас, а какие, предположительно, значимые исторические события можно и вовсе не упоминать, сославшись на скуку. Сквозь ряд таких обособленных окошек автор приглашает подглядывать за сложно устроенным художественным миром, иллюзию масштаба которого он сознательно конструирует. Каждый из героев оказывается слишком мелок, чтобы быть полностью осведомленным, правым или неправым в этом большом мире, а сам постановщик старается подчеркнуть, что он еще мельче и наивнее своих непостижимых до конца героев.
В интервью Кончаловский говорит, что сначала хотел назвать сериал «Герои и выродки», но здесь хочется ему возразить, что в полной мере ни героев, ни выродков на экране нет. Автор не стал надевать на кого-либо из героев кандалы исчерпывающих характеристик, вместо этого решив показать самые интересные решения, моменты силы и слабости каждого, приглашая зрителей вместе дорисовать портреты в воображении. С определенным усилием удается дедуцировать логику и мотивацию в голове всех действующих лиц — от филеров и чекистов до генералов-заговорщиков и британских шпионов.
Разумеется, сам Кончаловский — предвзятый рассказчик, но он свою предвзятость, к счастью, не пытается как-то хитро маскировать. Наоборот, очаровательно выпячивает конспирологические версии событий (всякий раз проговоренные прямым текстом устами британских шпионов) и не стесняется, скажем, без объяснения причин полностью промолчать о Кровавом воскресенье, но зато перечислить чуть ли не каждую жертву Кровавой пятницы. На долгой дистанции его стремление к исследованию истории незамутненным взглядом (цитировать факты уровня школьного учебника в перебивках с хроникой сериал не стесняется) все выравнивает и уже не оставляет пространства для прямолинейных трактовок. Единственное, в чем можно быть уверенным, — это то, что, в отличие от президента Владимира Путина, считающего распад СССР крупнейшей катастрофой века, режиссер Кончаловский считает крупнейшей катастрофой его создание. Точку зрения кинематографиста подкрепляют и факты, и образы — достаточно одной постапокалиптической сцены с героем Борисова, пробивающимся сквозь народную толпу у могилевского вокзала.
Основной темой эпопеи становится сам неумолимый ход времени, способный за одну монтажную склейку превратить все амбиции, мечты и быт отдельно взятого человека в труху. Кончаловский — живой свидетель большей части XX века: по его сценариям еще в 1960-е снимал кино Тарковский, сам он как режиссер выигрывал награды на всех главных мировых фестивалях, пожил в четырех странах по оба берега океана и застал девять правителей России. Кто-кто, а он успел насмотреться, что с отдельно взятой судьбой способны сделать десять или двадцать лет, поэтому каждый раз душераздирающе демонстрирует это на экране, возвращаясь в течение шестнадцати часов к одним и тем же героям.
Как часто бывает в любом искусстве, второй главной темой, помимо хода времени, становится всеобщее неотвратимое одиночество. Один на один с советским крендельком в руках трагически остается Прохоров, заточенным в тюрьме собственного тела оказывается и Ленин. Стоит подчеркнуть, что и Борисов, и Ткачук в этих ролях великолепны, и в целом ансамбль собран превосходный (даже режиссерская муза Юлия Высоцкая в роли роковой женщины, соблазняющей вообще всех, не так раздражает, как может показаться). Но именно Ткачук совершает актерский подвиг, рисуя вопреки карикатурным физическим повадкам, речевым дефектам и мифологизированной внешности портрет совершенно живого человека, одними глазами излучающего то дружеское тепло, то могильный холод.
Ближе к концу сериала у терпеливого зрителя должны отпасть не только моральные и исторические вопросы, но и эстетические. Ведь станет ясно, что с любой другой комбинацией приемов сериал наверняка потерял бы в своей увлекательности. Кончаловский — редкий режиссер, который хорошо понимает, что малые экраны и длинная форма требуют несколько иной киногении, нежели полнометражные картины для кинотеатров («Эмми» за сериал «Одиссей», напомним, он выиграл еще в 1997 году). В «Хрониках» нет никакой ретростилизации и пленочного зерна (которое все равно съел бы стриминговый битрейт), вместо пожелтевших газет — только четкая свежая печать и аккуратная цифровая съемка.
Большую часть хронометража занимают строгие композиции общих планов, где кадр съедает негативное пространство, а героев то и дело заслоняет мебель на переднем плане. Это необходимый прием для того, чтобы даже на многочасовой дистанции не дать угаснуть выразительности каждого прицельно вмонтированного крупного плана и активного проезда камеры. Свет тоже выставлен на редкость контрастно, в духе старой школы: Кончаловский утверждает, что идеальной версией сериала была бы монохромная, и в это легко верится, хотя и в цвете смотрится все вполне себе (есть и пара кульминационных черно-белых кадров, призванных слиться с хроникой).
Честно говоря, странно видеть разгромные рецензии российских кинокритиков — на «Кинопоиске» у сериала рейтинг профессионального одобрения достиг лишь 38%. Ведь это по любым стандартам удачная работа одного из крупнейших режиссеров второй половины XX века, не растерявшего ни легкости, ни тонкости, ни остроумия, в отличие от, например, своего младшего (!) коллеги Фрэнсиса Форда Копполы, который в прошлом году снял не менее амбициозный, но при этом убийственно прямолинейный либертарианский манифест о необходимости постройки золотых траволаторов (нужно заметить, что привлечение миллиардера-мецената Усманова в целом тоже более умное решение, чем вложение собственного состояния). Кончаловский же не избегает в своей работе противоречий и парадоксов, а, наоборот, коллекционирует их, позволяя сериалу быть умнее себя самого. «Хроники» вдохновляют, пугают и дают пищу для размышлений — причем не только зрителю, но, кажется, и автору.
Никиты Лаврецкого
