Редакция «Афиша Daily» благодарит продюсера Боба Ван Ронкеля за помощь в организации интервью.
— Тридцать лет назад на кинофестивале в Торонто состоялась премьера «Плачущего убийцы» Кристофа Ганса. С того момента вышло не так уж много фильмов, производящих настолько же сильное впечатление, причем не только в рамках своего жанра. Что вы можете сказать об этом фильме сегодня? Насколько он важен для вас? И, кстати, когда вы в последний раз его пересматривали?
— Честно говоря, очень давно. Но вспоминаю о нем каждый божий день, потому что именно на съемках «Плачущего убийцы» я встретил свою жену (актрису Джули Кондра. — Прим. ред.), и с тех пор мы не расстаемся, у нас трое детей. Интересно, конечно, как жизнь копирует искусство, ведь мы влюбились друг в друга точно так же, как наши герои. Но, конечно, «Плачущий убийца» дорог мне не только поэтому. Я всегда был большим фанатом оригинальной манги и до сих пор убежден, что Кристоф Ганс, перенеся ее на экран именно в таком виде, проделал по-настоящему выдающуюся работу. К тому же у нас была потрясающая актерская команда со всего света — из Голливуда, Европы, Азии. И Чеки Карио, и Рэй Дон Чонг были потрясающие. А Мако! Помните, как он бьет кулаком по столу в сцене сходки главарей якудза? Это что-то!
— Почему, несмотря на восторги критиков и моментально обретенный культовый статус, у «Плачущего убийцы» так и не появилось продолжения?
— Это довольно грустная история. Фильм на самом деле был во всех отношениях успешным, но о сиквеле речь так и не зашла, хотя продюсеры остались очень довольны. Лет восемь назад один из них, Самюэль Хадида, получил все права на «Плачущего убийцу» и предложил Кристофу и мне вернуться к этой теме. У него были отличные идеи, но воплотить их в жизнь он не успел. Уход Сэма был серьезным ударом — для меня, для Кристофа и для всех, кто был так или иначе вовлечен.
— Следующей вашей совместной работой с Кристофом Гансом стало «Братство волка». Фильм, который с замиранием сердца ждали очень многие, но когда он вышел, то даже самые преданные поклонники задавали (а кое-кто до сих пор задает) себе вопрос: «Господи, что же это такое было?» А вы нашли для себя ответ?
— Но ведь и герои «Братства волка» задаются именно этим вопросом в отношении Жеводанского зверя! Монстр, который в XVIII веке наводил ужас на местных жителей на юге Франции, — кто или что это было? Просто очень большой и свирепый волк или какой-нибудь диковинный зверь, которого привезли из Африки? Лунатик, считающий себя оборотнем, а может, самый настоящий вервольф? Огромное количество вариантов. По-моему, Кристоф хотел в целом добиться чего-то подобного: дать вам все, а вы потом сами выбираете, что вас особенно задевает. Так что проще сказать не что это было, а чего в этом фильме не было.
— Недавно вышел великолепный документальный фильм Джеффри Доу «Мир Джона Уика», в том числе с вашим участием. И хотя речь там идет о создании ураганного боевика, а в кадре в основном появляются брутальные мужчины суровых кинематографических профессий. Меня до глубины души поразило, насколько глубоко и (тут другого слова не подберешь) трепетно Чад Стахелски и его команда относятся к тому, что они делают. Кажется, что работать в такой атмосфере — невероятное счастье и удовольствие. Ощущали ли вы нечто подобное на съемочной площадке «Уика»?
— Однозначно! Работать с людьми, которые являются лучшими в том, что они делают, и при этом по-настоящему вкладывают в это душу, было удивительным счастьем. Чад ведь не только каскадер экстра-класса и замечательный режиссер, он также еще и опытный мастер боевых искусств и имеет представление о философии поединка. Ну и разумеется, он хотел, чтобы во всем была истинная красота и гармония, даже в тех областях, которые не очень-то с ними ассоциируются.
Помню, как после съемок я пошел делать озвучку и оказался в студии. Она была огромной, там за компьютерами сидели десять или двенадцать человек и озвучивали сцену перестрелки. Больше всего это было похоже на запись продвинутого хип-хоп-трека, а оглушительный грохот превращался в настоящую симфонию. Чад объяснил мне потом, что для каждого пистолета они подбирали свой неповторимый звук и характер. Это на самом деле впечатляет. И, как мне кажется, так у них во всем.
— Весной вышла режиссерская версия «Американского самурая» Сэма Фирстенберга, в котором вы сыграли свою первую большую роль, да вдобавок еще и злодейскую. Фильм и в привычном виде смотрелся очень достойно, а теперь, когда он выглядит так, как был изначально задуман, и вовсе может претендовать на звание классики. Вы видели эту версию?
— Нет еще, но, конечно, собираюсь. С этим фильмом у меня немало связано. Координатором боевых сцен на «Американском самурае» был Гай Норрис — не родственник Чака, а австралийский каскадер, приятель Джорджа Миллера, которому он потом ставил экшн в «Дороге ярости» и «Фуриосе». Фильм снимали в Турции, мы приехали заранее, Гай привел какого-то японского специалиста по мечам, и следующие полтора месяца мы ежедневно по несколько часов в день только и делали, что тренировались. В первую очередь отрабатывали движение, когда самурай, не глядя, убирал меч в ножны. Шесть недель с утра до вечера. Звучит угрожающе, но если фильм до сих пор производит впечатление, значит, эти изнурительные тренировки на самом деле имели смысл.
— Сейчас, когда смотришь фильмы, подобные «Американскому самураю», главное, что испытываешь, — это, конечно, ностальгию. Смотрите ли вы новые фильмы с единоборствами? Можно ли, на ваш взгляд, говорить о каком-то новом этапе их развития, или все достижения остались в прошлом, имея значение только для ценителей и коллекционеров? И есть ли сейчас настоящие новые звезды?
— Безусловно, для меня ностальгия играет очень важную роль. Когда я смотрю свои старые фильмы или даже когда мы просто с вами про них разговариваем, то принимаю это очень близко к сердцу, почти так же, как когда я думаю о своих любимых фильмах: «Входит дракон» с Брюсом Ли, «Змея в тени орла» с Джеки Чаном, первый «Храм Шаолинь» с Джетом Ли. Сейчас я почти не смотрю боевики, но вот только что на премьере посмотрел «Балерину».
Почти все, что я сейчас вижу, мне нравится, есть много хорошего экшна и качественных драк. Но когда я смотрю на многих сегодняшних героев боевиков, то не знаю, тренируются ли они так же, как в свое время тренировались Джет Ли или Джеки Чан, не говоря уж о Брюсе. Поэтому по-настоящему хороши те, кто понимает: нужно много времени, чтобы достичь успеха в боевых искусствах, и целая жизнь — чтобы стать хорошим актером. Человеку нужно спросить себя, готов ли он вложиться в это по полной». И честно ответить себе — да или нет. Что до современных звезд, то я пересекался со Скоттом Эдкинсом, он милейший и очень талантливый экшн-актер, всеми любимый. Ну его на самом деле не любить невозможно. И еще, я никогда не встречал Тони Джаа, но мы переписывались в соцсетях, и он, конечно, феноменальный.
— В свое время вы говорили, что если сами соберетесь поставить фильм, то это будет лет через десять, и он почти наверняка не будет боевиком. Но ваш режиссерский дебют, «Разборка в Маниле», состоялся в результате не через десять, а через двадцать лет, и он все-таки был боевиком, хотя и довольно специфическим. Почему все сложилось именно так?
— С момента нашей предыдущей встречи очень многое в моей жизни пошло по-другому. У меня появились дети, я вел в Америке большое кулинарное шоу, по-настоящему много снимался. Когда появилась возможность сделать этот фильм, у меня был выбор: я успешно прошел прослушивание для большой видеоигры, меня позвали вернуться в один из телесериалов, где я раньше снимался, а тут еще возникло это предложение стать режиссером.
Я долго-долго-долго думал, поделился своими сомнениями с женой, и она сказала: «Знаешь, если у тебя есть возможность заняться чем‑то, что ты никогда не делал, тебе просто нужно воспользоваться этой возможностью». И добавила: «Ничего никогда не бывает идеально. Зато опыта наберешься». И знаете, она оказалась права. Что же касается самого фильма…
В любом случае в титрах «Разборки в Маниле» стоит мое имя, и, учитывая все те сумасшедшие вещи, которые происходили на стадии производства, я сделал все что мог. Но конечный результат категорически отличается от того, что я задумывал. Не скрою, мне очень понравился процесс, я прекрасно взаимодействовал со съемочной группой, но сюжет то и дело меняли прямо на ходу, да и большинство художественных решений внезапно оказалось в руках продюсеров. Я чувствовал, что мы с продюсерами были друзьями, но у нас оказались принципиально разные идеи относительно фильма, так что в конце концов они победили. Продюсеры всегда побеждают — это был самый важный урок, который я усвоил из этого предприятия.
— Вы посмотрели новую версию «Ворона»?
— Нет еще. А вам как?
— По-моему, кошмар. И то, что это вроде бы в первую очередь экранизация оригинального комикса, а не ремейк, создателей совершенно не извиняет. Непонятно, что ими двигало и зачем все это было нужно. А какие задачи перед собой ставили вы, когда играли Эрика Дрейвена в сериале «Ворон: Лестница в небо»?
— В первую очередь все мы должны отдать должное Брэндону Ли, потому что, если бы он не был настолько великолепен в своей последней роли, мы бы просто не стали делать сериал. Так что все произошло исключительно благодаря ему. И когда я взялся за эту роль, мне пришлось очень нелегко, потому что, знаете, я ведь видел «Ворона» много раз, по-настоящему его люблю, так что все это настолько глубоко укоренилось в сознании… Но моя работа заключалась в том, чтобы отстраниться, позволить истории Эрика по-настоящему меня затронуть и интерпретировать ее по-своему. Показать, что происходит, когда ты любишь кого-то настолько сильно, что можешь победить смерть. Разумеется, мы говорим с вами о телевидении 1990-х, так что наше шоу и близко не могло быть настолько жестоким и мрачным, как оригинал, у нас даже проскальзывало некое подобие юмора.
Так что «Лестница в небо» оказалась в результате не столько сагой о мстителе, сколько в первую очередь попыткой ответить на вопросы: почему Эрик вернулся? Какова его цель? Что им движет? Каждый съемочный день был наполнен не только трюками, но и самыми настоящими духовными поисками. А главным чувством, как мне кажется, стала в результате боль, но не физическая, а та, которую испытываешь от утраченной любви и нахлынувших воспоминаний.