Дель Торо, Бигелоу и Баумбах сняли для Netflix новые фильмы. Но вряд ли они вас обрадуют

Этот материал впервые был опубликован на «Афиша Daily» 3 сентября 2025 года.

Виктор Франкенштейн все детство не на шутку был увлечен строением человеческого тела, вырос в персонажа с лицом Оскара Айзека и неконтролируемым желанием сшивать фрагменты тел, мечтая оживлять мертвецов. Своей безумной идеей ученый заразил оголтелого спонсора (Кристоф Вальц), который вскоре заразился еще и сифилисом, а у Виктора все немножко начало выходить из‑под контроля. В итоге его творение — синюшного оттенка гомункул (Джейкоб Элорди), похожий на инопланетян-инженеров из «Прометея», — сбежало нюхать цветочки и познавать романтический мир вне пробирок, подвалов и красного сатина.

Главное отличие версии Гильермо дель Торо от любой другой — загримированный до определенной степени неузнаваемости преступно красивый голливудский мужчина. Он дает эмокора и страдает от своей неполноценности и жестокости мира. Однако, вместо того чтобы врубить альт-рок-группу Evanescence и устроить экскурсию по подростковой аллее кошмаров, дель Торо соблюдает все нормативы Netflix: бесконечно долгие разъяснительные композиции, стеснительные брызги крови (хотя вроде бы рейтинг R) и вопиющую асексуальность (ладно, я забыл, что это дель Торо). Наверное, это грустно, когда твой passion project«Проект мечты» в переводе с английского. выглядит как разменная монета стриминга. Никакой ревизии жанра, только робкая попытка нащупать «Сумерки». И в ней ровно одно достоинство — Миа Гот, словно вышедшая с картин фламандцев, увлеченно наблюдающая за бабочками в банке и шепчущая: «Beautiful creatures!»«Прекрасные создания!» в переводе с английского.

Одним прекрасным днем, когда Оливия Уокер (Ребекка Фергюсон) — главная по безопасности в США — как ни в чем не бывало поцелует детей и придет на работу, а президент Америки с детьми будет бросать мяч в корзину в баскетбольной секции, страна окажется на грани ядерного взрыва: к Чикаго летит ракета! И у всех самых важных людей в Штатах будет ровно 18 минут, чтобы принять самые важные решения в жизни.

Новый фильм Кэтрин Бигелоу («Повелитель бури», «Цель номер один») — провокационный тест на паническую атаку. Почти два часа люди носятся как муравьи в раздавленном муравейнике. Ребекка Фергюсон ясными глазами смотрит на пугающие пульсирующие индикаторы на экранах: взорвется или не взорвется? кто хочет нанести удар? времени выяснять нет — надо эвакуироваться! У Бигелоу, как обычно, нет места иронии, но в этом нет ничего страшного, потому что всегда было место экшну. Мы терпим, как ее герои мусолят в руках фотографию любимой женщины и динозаврика сына, потому что понимаем: за такой лирической мотивацией всегда начинается первоклассное крошилово.

В «Доме динамита» крошилова не случится. По Кэтрин Бигелоу, время стрельбы закончилось: мы живем в лимбе переговоров, которые могут кончиться нажатием одной понятной кнопки. Концептуально? Ок. Работает ли концепт в фильме? Нет. Герои обмениваются фразами из пролога к любой Call of Duty: «This is insane!» — «No, this is reality».«Это безумие!» — «Нет, это реальность» (в переводе с английского). Приговор человечеству звучит так: президент, которого играет (спойлерИдрис Эльба.), дидактично расшифровывает название фильма. В подкасте, мол, слышал, что США — дом, построенный из динамита. Взорвется точно, вопрос — когда? Поддержка антимилитаристского воукизма, пожалуй, главное достижение Netflix этого года. Давайте жить дружно, говорит нам Бигелоу.

Джей Келли (Джордж Клуни) — голливудский артист, уставший от ролей, славы и, что проблематичнее, самого себя. Однажды после похорон друга, режиссера Питера Шнайдера (Джим Бродбент), Джей плетется в бар со своим сокурсником Тимоти (Билли Крудап), с которым когда‑то поступил не лучшим образом. В юности Джей согласился пойти с Тимоти на актерские пробы, чтобы подыграть в паре, но Тимоти откровенно сфальшивил, а Джея утвердили на роль. Тимоти об этом вспоминает и начинает пьяно задирать Келли. Отбившись от кулаков, Келли, чтобы не попасть под каток культуры отмены, затихает и решается на евротур. В Париже — повидать дочку Дейзи, а в Тоскане — посетить собственный трибьют на кинофестивале.

Мамблкорщик Ноа Баумбах в 2019 году развлекал публику Венецианского кинофестиваля, а после — и Netflix «Брачной историей», Бергманом для цифрового телевидения. Всем понравилось: фильм получил шесть номинаций на «Оскар», а Лора Дерн — актерскую статуэтку. В 2022-м в той же Венеции он показал дурную, но живую и волнующую экологическую антиутопию «Белый шум», не понравившуюся почти никому. С «Джеем Келли» режиссер пошел дальше — кажется, сделать кино хуже в следующий раз будет сложно. Это как бы меланхоличный и нежный фильм про исповедальные состояния потертого и скучающего голливудского идола.

Начинается все тревожно: плохо стабилизированный, трясущийся стедикам медленно наползает на Джея Келли во время исполнения какого‑то финального монолога из очередного фильма. После открывающей сцены первой серии «Киностудии» такие маневры — стыдное мероприятие. Дальше — хуже: герой Клуни многократно произносит свое имя, смотря в зеркало и жонглируя им среди имен таких голливудских актеров, как Пол Ньюман, Гэри Купер и Кэри Грант. Апофеозом творческого самоудовлетворения (взаимного, надо сказать, у Баумбаха и Клуни) становится сцена поедания (на счастье) фотографии Марлона Брандо.

Однако самое страшное начинается при посадке в парижский поезд. Тогда фильм превращается в ночной кошмар всех французов: «Же ма пель круассан».Фраза «Je m’appelle croissant» переводится с французского как «Меня зовут круассан», что является шуткой, так как круассан — это французская выпечка, а не имя. Сочувствующая звезде свита в лице Адама Сэндлера и Лоры Дерн удивляется отваге Джея Келли: сесть в поезд к простым людям! Ну а дальше случается совсем непростительное: разные европейские артисты выходят с национальными шаржами. Ларс Айдингер изображает стереотипного немца, а Альба Рорвахер — итальянку. Роль с поворотом внутри, чтобы актера не воспринимали как улыбающуюся и излучающую энергетику хорошего парня картонную фигуру у кофейного стенда, вероятно, была задумкой Баумбаха. Однако, когда актер присаживается на диван и вспоминает, как он оказался в сумрачном лесу, — худший из возможных вариантов, потому что это сумрачный лес штампов.