Новое кино старых любимцев: Джармуш — топ, Лантимос — дно, о Гуаданьино хочется поспорить

Заснеженная дорога где‑то в Штатах. Смешные и слегка чопорные Эмили (Мейим Бьялик) и Джефф (Адам Драйвер), брат с сестрой, тащатся к отцу (Том Уэйтс) далеко за город. Последующий разговор у них дежурный: общаются они между собой явно не очень часто. Как заметит Эмили, ты можешь выбирать друзей и любовников, но не семью. В следующей новелле две сестры-ирландки — экоактивистка Лилит (Вики Крипс) и синий чулок Тимотеа (Кейт Бланшетт) — собираются на чашку чая у мамы (Шарлотта Рэмплинг). Для всех троих эта встреча — ежегодная традиция. В финале фильма-альманаха — Париж. Брат и сестра приезжают в родительскую квартиру, пустую, но полную света и воспоминаний.

Пересказывать сюжет нового Джармуша — занятие необязательное, а в чем‑то даже бессмысленное, ведь это значит пересказывать микросценки актеров, их жесты, пытаться уловить режиссерский курсив. К тому же каждый, как это было с «Ночью на Земле», «Кофе и сигаретами», «Таинственным поездом», выудит из новелл, практически басен, собственные детали, близкие ему фрагменты диалогов, а шутки вшитыми субтитрами застынут на скриншотах в «Пинтересте».

Джармуш всегда был автором, воспевавшим бытовые ритуалы, которые становились сакральными. В «Отце, матери…» автор к ритуалам героев добавляет точки пересечений — фразы, прибаутки, которые проскакивают в речи персонажей, незнакомых друг с другом. Формальность элегантно проявляется и в стиле: переход между сюжетами решен как кадр в расфокусе, снятый на ночной дороге. Хочется предположить, что для актеров оказаться в этом джармушверсе — даже не радость, а какая‑то особая аллея славы, проверка на внутреннее чувство стиля.

Стиль же самого Джармуша состоит в том, чтобы находить смысл в пустотах и паузах, награждать героев успокаивающей обсессивной компульсивностью; в конце концов, заказывать две чашки эспрессо. «Отец, мать, сестра, брат», разумеется, можно воспринять как подведение итогов — карьеры, режиссерского метода, — потому что, скорее всего, здесь есть все, за что вы полюбили Джима. Но куда важнее, кажется, то, что один из самых неприкаянных авторов, всю жизнь снимавший про людей, оторванных от своего места (второй такой — Ван Сэнт, и он тоже в этом году в Венеции), приходит к нам с пожеланием обрести дом. Причем с фильмом о том, что пустые разговоры с семьей — выражение любви и принятия, но ни в коем случае не пустоты чувств, в то время как тишина отчего дома — невосполнимая дыра.

Режиссер пересекается в этом убеждении с Йоакимом Триером и его «Сентиментальной ценностью», и тем страннее, что Джармуш, завершивший свою картину на несколько месяцев раньше, в каннскую программу, в отличие от Триера, не попал (по слухам, был отвергнут).

«Отец, мать, сестра, брат» выйдет в российский прокат 1 января 2026 года.

Альма (Джулия Робертс) преподает философию в Йеле: в рабочее время рассказывает студентам о Фуко, в свободное — читает «Будденброков» и интеллигентно пререкается с мужем, вроде как душкой, но немножко сволочью (Майкл Сталбарг). Однажды покой ее вполне размеренной жизни нарушает неприятный инцидент: студентка Мэгги (Айо Эдебири) жалуется университетскому руководству, что Хэнк (Эндрю Гарфилд), тоже педагог, вел себя непристойно, а затем просит протекции и у Альмы. Та сомневается: то ли Мэгги не до конца продумала свою фикцию, и поэтому расплывчато заявляет: «Он пытался меня поцеловать, я сказала нет, а дальше… ну вы поняли…» — то ли студентка действительно так травмирована, что потеряла дар речи.

Лука Гуданьино, в прошлом году показавший в конкурсе Венеции неудачную экранизацию романа Берроуза «Квир», а в следующем готовящийся обеспечить Юре Борисову вторую номинацию на «Оскар», неожиданно выступил с позиции морального камертона, или, точнее, маятника. В «После охоты», написанной дебютанткой Норой Гарретт, звучит идея полуправды как новой нормы. Один приврал, второй недоговорил, третий пошел в суд.

За культурой отмены пришла культура комфорта. «Мне некомфортно поддерживать диалог в таком тоне», — заявляет Альме ее студентка Мэгги. Альма отвечает, что не все в жизни должно быть комфортно. На экране — газлайтинг или просто кто‑то наконец озвучил в кино то, о чем все и так думают?

У Гуаданьино, кажется, впервые с «Назови меня своим именем» классно работают сквозные метафоры. Героиня Робертс страдает от язвы желудка и, словно раненый зверь, время от времени то хватается за живот, то падает — прекрасная находка для картины под названием «После охоты». Впрочем, кто жертва, а кто охотник — точно по Мишелю Фуко, — непонятно до финала.

Пожурить Луку можно за некоторые смягченные углы (хотя есть ощущение, что критикам и имеющихся углов хватилоПосле премьеры в Венеции картина получила всего 46% одобрения по версии Rotten Tomatoes на основе 26 рецензий.) и лишнюю последнюю сцену, которая несколько лишает фильм и смелости, и обаяния, и интеллекта.

Несмотря на то что Гуаданьино поменял постоянного оператора — на место Сайомбху Мукдипрома пришел Малик Хасан Сайид, не снимавший полнометражного кино почти тридцать лет после «Его игры» Спайка Ли, — на экране сохранились привычные стилистические приемы, главный из которых, пожалуй, динамичные крупные планы на движении героев, как в «Претендентах». Другой любимый прием режиссера — Майкл Сталбарг в рубашке и очках — вряд ли доедет до «Оскара» (в номинации «Лучшая мужская роль второго плана»), хотя всему ансамблю хочется этого искренне пожелать.

Мишель Фулер (Эмма Стоун) — CEO большой фармацевтической компании, которая излучает успешный успех, ездит на последнем Range Rover, считает калории, занимается боксом и живет свою лучшую жизнь. Форумные конспирологи Тедди (Джесси Племонс) и Дон (Эйдан Делбис) живут далеко не лучшую жизнь. Тедди убеждает своего немножко приторможенного друга отловить Мишель, потому что уверен, что она буквально пришелец с Андромеды, которая хочет навредить людям.

«Бугония»Бугония, в честь которой озаглавлен фильм, — античный ритуал, заключающийся в особом убийстве быка, из туши которого, по поверью, зарождались пчелы. — как бы улей из людей, пришельцы как бы пчеловоды. Лантимос обратился к корейскому хиту двадцатилетней давности «Спасти зеленую планету!» и решил выступить в жанре пересказанного прикола, сохранив, так сказать, самый мед. Дикость завязки он дополнил вечным зовом зоны-51 и сатирой на задушивших Штаты конспирологов в духе «Эддингтона» Ари Астера (последний тут продюсер).

Кажется, все это затевалось ради Эммы Стоун, которую тут бреют налысо прямо в кадре, после чего она начинает походить на инопланетянку Нийю из «Через тернии к звездам». Справедливости ради, Стоун снова по-актерски супергеройствует, но ее перформанс не спасает кино, которое старается быть то ли дорогим метафильмом студии Troma, то ли лайв-экшн-серией «Робоцыпа». Ведь в конечном счете Лантимос пытается рассмешить пытками. После всех надстроек кино об истории обыкновенного безумия оказывается не о безумии вовсе, а о том, что человечество — придурки, обреченные на смерть от Яйцеголовых. Кажется, еще пара таких фильмов в духе «подожди, сынок, я недорассказал анекдот», и Лантимос задушнит так, что станет новым Уэсом Андерсоном. То есть режиссером с фестивальной пропиской, но без всякого чувства меры — прежде всего, в отношении себя.